Лес одет во все черное, за исключением зеленой оправы винтажных очков. Мы сидим в зале позади галереи, он подносит взрослым вино в маленьких стаканчиках, а мне бутылку какой-то дорогой минералки. Я никогда бы не подумала, что окажусь в подобной ситуации, а потому стараюсь запомнить это ощущение во всех деталях. Эти люди обсуждают мои работы! ДжейДжей ведет переговоры в решительной и быстрой манере, которой я не заметила во время нашего первого разговора. Там он был спокойным и мягким, а здесь как взведенная пружина, его взгляд будто пронзает Леса. В конце концов ДжейДжей договаривается о прибыли с продаж в мою пользу и исключении пункта о репринтах. Мы пожимаем друг другу руки, и я еще раз решаю взглянуть на фотографии.
Все они в какой-то мере отражают мою суть. Посторонний, взглянувший на Рейчел. Загадка безликой женщины — Дарии — на скамейке. Рука художника, пытающегося принести в мир немного волшебства. Мисс Грей и ее глаза, из которых смотрит Правда. Мальчик у окна, прячущийся в тенях. И наконец, маленькая девочка, вцепившаяся в подол бледно-розового платья.
Глава 37
Откровенность
Мы идем по Бедфорд, звонит телефон Ричарда. Судя по спокойному, веселому голосу, это его любовник Джулиан. Я тут же вспоминаю похороны, когда он играл на пианино, а я, как загипнотизированная, смотрела на его длинные пальцы.
Дария перечисляет, кто придет завтра, но я ее не слушаю. Она говорит, что Орландо не придет, я не обращаю на это внимания и перехожу к сути:
— Можно вопрос?
— Разумеется, — соглашается она, копаясь в сумочке.
— Почему ты все это делаешь?
Ричард просит нас подождать и заходит в магазин. Дария серьезно смотрит на меня и наконец спрашивает:
— В каком смысле?
— Это из-за отца или…
— Детка, не обижайся, но твой отец меня совершенно не волнует, просто… — Она закуривает, выдыхает дым в сторону реки и снова поворачивается ко мне: — Я тоже рано осталась без матери, и у меня не было… как это сказать женщин, которые могли бы поделиться опытом, и…
Мне стыдно, что я в ней сомневалась.
— …а твои фотографии, они сами за себя говорят.
Я улыбаюсь и обнимаю ее. Она такая худая, что, кажется, вот-вот переломится.
— Спасибо.
Ричард выходит из магазина с предложением:
— Ну что, девочки, хотите присоединиться ко мне у Питера Люггера за старым добрым стейком?
При упоминании мяса Дария хмурится.
— Мне надо на вечеринку, а вы идите. Уверена, вам есть о чем поговорить. — Она треплет меня по волосам и произносит: — Увидимся завтра вечером.
Ричард хватает меня за руку и говорит:
— Я даже не представлял, что у тебя такой талант. Я пригласил на твою выставку всех своих нью-йоркских знакомых. То есть всех четверых.
Я смеюсь. Естественно, у него тут больше знакомых, но я уверена, что те четверо, кого он выбрал, окажутся весьма примечательными. Ричард предпочитает окружать себя именно такими.
Зал ресторана обставлен просто, но со вкусом. Рядом с Ричардом в льняной рубашке я чувствую, что недостаточно хорошо одета. Он заказывает мартини, я — колу. Еще рано, и заняты всего несколько столиков. За салатами мы говорим о всякой ерунде, и только потом я решаю поднять вопрос о смерти мамы.
— Мама вела дневник для меня.
— Правда? Ее книга тоже была в виде дневника.
— Надеюсь, не такого же.
— То есть?
— Такое чувство, что его писала не она. Думаю, это как-то связано с влюбленностью в Коула. — Я упоминаю его имя как бы между прочим, будто он мой банковский консультант или кто-то в этом роде. Ричард пытается скрыть свое удивление. — Расскажи мне про историю с Коулом.
Он слегка кашляет, но не отвечает. Я знаю, что он в курсе, мама всегда ему все рассказывала.
Приносят наши стейки — средней обжарки. Они выглядят очень аппетитно, но мне внезапно расхотелось есть.
— Ну что ж, тогда я, пожалуй, вылью все на тебя. Я нашла мамин телефон, в котором было семь непрослушанных сообщений. Я слушала их, следовала туда, куда они меня вели, и многое узнала. К сожалению, я потеряла телефон прежде, чем услышала последнее сообщение. Давай так: я расскажу тебе все, что знаю, а ты — все остальное. Я знаю, ты в курсе.
— Мне надо еще выпить, — произносит Ричард, поднимая свой мартини.
— А еще я помню, как ты на повышенных тонах говорил с отцом на следующее утро после похорон.
Он допивает свой стакан и смущенно улыбается.
— Не уверен, что имею на это право. Почему бы тебе не поговорить с отцом?
— Его здесь нет, и меня уже тошнит от вранья.
Ричард аккуратно отрезает от стейка кусочек жира и отодвигает его на край тарелки.
— Знаешь… Ты заслуживаешь того, чтобы все услышать. И, судя по глубине твоих фотографий и тому, как ты научилась отвечать за себя, боюсь, ты к этому готова.
— Я просто хочу знать всю правду.
— Хорошо, расскажи, что ты уже знаешь.
Я рассказываю ему, и аппетит постепенно ко мне возвращается. Он внимательно слушает, глядя на меня с уважением.
— Ты должна понять, большая девочка, что Марион не изменяла твоему отцу. Они были скорее духовно близки с Коулом. Да, она хотела уйти, но это ее убивало. Понимаю, звучит странно, но ей никогда не хотелось предавать твоего отца или причинять ему боль.
— Когда все это началось?
В ресторане собираются посетители, и Ричард понижает голос:
— Они познакомились, когда она была беременна Тайлом. Тогда еще было незаметно, и она поехала на последние свои съемки — на Капри… Я отправился с ней. Коул был капитаном яхты, на которой проходила фотосессия. Мне тяжело это говорить, но Коул неплохой человек. Он не хотел разрушать вашу семью. На самом деле Коул несколько раз пытался положить конец их дружбе, когда понял, к чему все идет. Через несколько лет их отношения превратились в роман, но так было не всегда. Твой отец как настоящий джентльмен простил ее. Она пообещала больше не встречаться с Коулом. Потом все становилось сложнее и сложнее…