У вас семь новых сообщений - Страница 41

— Привет, предательница, — отвечаю я. Жанин хихикает. Рейчел делает вид, что не слышит меня и продолжает:

— Можно мне приглашение на твою фиговинку?

Я выпрямляюсь и отвечаю:

— Знаешь, моя фиговинка, как ты изволишь ее называть, — это мероприятие для тех, кто разбирается в искусстве, а я сомневаюсь, что ты разбираешься хоть в чем-то, кроме собственных волос. Так почему бы тебе не пойти обратно к своей шавке и не накрасить губы еще разок? — Она уходит, и я добавляю ей вслед: — Да, и спасибо, что увела моего парня.

— Первого и последнего, — тут же откликается она.

Мальчики смотрят на меня, как будто я — Вандер Вуман. Мне и самой кажется, что я могла бы съездить кому-нибудь по морде.

После школы Жанин помогает мне подобрать одежду. Я надеваю черное платье, которое забрала из химчистки после первого прослушанного сообщения. Кроме того, это самый красивый наряд, который я когда-либо видела. Даже Жанин — мисс Джинсы-и-футболка — под впечатлением.

— Ты пригласила того парня из арт-класса?

— Да, а что?

— Он неплохо бы подошел на освободившееся место.

Я отмахиваюсь:

— Сегодня речь об искусстве, а не о мальчиках. К тому же после окончания школы я хочу съездить к дяде Ричарду в Италию. Мне надо как-то обдумать все случившееся, понимаешь?

— Естественно.

— И, понимаю, звучит странно, но меня туда тянет.

— Притяжение, дорогая моя, — это страшная вещь.

Платье сидит идеально.

— Ну… — Жанин осматривает меня со всех сторон. — Думаю, ты не только покажешь свою работу, но и неплохо ее дополнишь.

Я улыбаюсь, радуясь дружбе с Жанин. У нее самое доброе сердце в школе, даже не верится, что о ней болтают такие гадости. Такие они, стереотипы. Первый любовник моего дяди был автомехаником. Не каждый гей носит шарфики и ходит танцующей походкой. Когда я была маленькой, мы часто ходили в парк с маминой подругой Джой — чернокожей моделью. Все принимали ее за мою няню, при этом ее фото было на обложках журналов, которые читают богатые белые люди. Так мало можно узнать, если смотреть только на то, что снаружи.

Всегда нужно заглядывать глубже.

Глава 36

Отражения

Жанин уходит. Где-то через час я понимаю, что стою у окна и смотрю на крыльцо Оливера. Наверное, я должна быть счастлива, ведь сегодня моя выставка, но внутри — пустота, и заполнить ее могут только мягкая улыбка и блестящие глаза Оливера. Я скучаю по нему и не могу понять причину произошедшего. Что случилось с Оливером, с моими родителями, что такое со всей этой любовью, от которой, по-моему, одна боль?

Подъезжает черная машина. Я надеюсь, что это он, но из автомобиля выходит мужчина в идеально сшитом костюме, седые пряди в его черных волосах невозможно ни с чем спутать. Это дядя Ричард.

Я выбегаю ему навстречу.

— Как моя большая девочка? — спрашивает он, и я кидаюсь ему на шею.

Он называет меня «большой девочкой» с двух лет. Одно время — где-то с восьми до десяти — мне это не нравилось, но сейчас эти слова звучат так же очаровательно, как и всегда.

Дядя Ричард единственный человек из всех, кого я знаю, кто гладит свои пижамы. Кроме того, он знает три языка и может приготовить суфле из ничего. У дяди правильные черты лица, большие темные глаза и обаятельная улыбка. В карманах у него всегда лежат мятные пастилки.

— Что ты тут делаешь?

— Приехал на свадьбу друга в Массачусетсе. Скорее всего там будет невероятно скучно. Странно, правда? Я романтик, который ненавидит свадьбы. Но знаешь, что? У меня есть кое-что для тебя…

— Правда? Ну ладно, давай входи.

Мы болтаем на кухне, пока он варит кофе. Дядя начинает все переставлять на кухне, но я отвлекаю его, приглашая подняться и посмотреть видео, которое мы с Тайлом сделали в память о маме. Я смотрю запись, и на секунду меня охватывает странное чувство, будто я научилась жить без мамы. Но потом понимаю, будь она здесь, я могла бы рассказать ей, как Оливер завоевал, а потом разбил мое сердце, и она бы нашла слова, которые бы сначала принесли боль, но потом облегчили страдания. Такой была мама.

К концу видео дядя Ричард промокает глаза платком.

— Тайл это снял?

— Да. Правда свежо?

— Да. Добудь ему подходящий сценарий, пусть начинает работать оператором.

Я хочу рассказать дяде Ричарду все, что случилось, но прежде чем успеваю начать, он протягивает мне коробку с надписью красным маркером «большой девочке». В ней три предмета: фотоаппарат «Полароид», бордовый шарф и маленькая ракушка.

— Они принадлежали твоей матери, — поясняет он. — У нас в Тоскане остались ее вещи, и я решил начать с этих.

Я обнимаю дядю, от него знакомо пахнет чистотой и мятой.

— Послушай, я тут всего на несколько дней, хотел сделать сюрприз в честь открытия твоей выставки, но не могу остановиться в лофте — там снимают кино и платят нам хорошие деньги за возможность им пользоваться. Так что я бы приткнулся здесь, если ты не против. Твой отец не против.

— Разумеется, — со смехом отвечаю я, — если ты будешь мыть посуду или что-то в этом роде.

— Как насчет окон?

— Пойдет!

После отдыха мы идем на встречу с владельцем галереи. Мои снимки висят на стене в металлических рамках и смотрятся потрясающе.

На дверь уже повесили табличку:

Мне больно, но я люблю тебя.

Фотографии Луны.

Галерея просто идеальная. Одна стена — голый кирпич, другая — белоснежная. Через стеклянную дверь пожарного выхода виднеется Вильямсбургский мост. На кирпичной стороне висит только мой автопортрет, который я забрала из папиного кабинета.