У вас семь новых сообщений - Страница 21

К оглавлению

— Надо же. Да у тебя, моя дорогая, настоящий талант.

Я не знаю, что на это ответить кроме «спасибо».

— Слушай, мне бы надо еще поспать, но у меня есть мысль. Могу я их пока оставить?

— Ммм… Ладно.

— Позвони мне во вторник, а сейчас езжай домой. Я знаю, что сама тебя пригласила, но тебе же нельзя сюда, верно?

— Да. Внизу меня ждет такси.

Она целует меня в обе щеки, обдав запахом яблок, исходящим от волос, и идет обратно в спальню, почесывая на ходу зад.

Спускаясь к такси, размышляю, зачем ей понадобились мои снимки и почему я так легко согласилась их оставить.

Мы едем обратно на Манхэттен, и меня окутывает чувство, что во всем происходящем есть смысл. Единственное, чего я не могу понять, — ложь отца. Я прошу водителя высадить меня у блинного ресторанчика, заказываю апельсиновую газировку и говорю себе, что готова услышать следующее сообщение. Отец врет мне, а у мамы был роман с мужчиной, который носит вычурные запонки. Что может быть хуже? Я так сержусь на них, что мне хочется разбить телефон об пол. Но вместо этого я, как учила мисс Грей, делаю глубокий вдох.

Привет, это я. Я получил твое письмо и хотел поговорить лично. Предстоит тяжелый разговор. Перезвони.

Я сразу узнаю Ричарда — маминого брата, который живет в Италии. О чем это он?

На похоронах… я сидела у пианино и, завороженная движениями тонких пальцев, смотрела, как играет его любовник Джулиан. Думаю, Шопена, мелодия была невероятно красивой, но очень грустной. Утром мы втроем завтракали на кухне, и Ричард перешептывался с Джулианом. Я помню его слова: «Это ее и убило». Когда мужчины заметили меня, время, казалось, остановилось на секунду, а потом они попытались как-то увести разговор от этой темы. Мне это показалось странным, но тогда я не обратила внимания. Мне было о чем подумать. Например, о том, как прожить всю оставшуюся жизнь без мамы.

Зайдя домой, я сразу почувствовала какое-то напряжение в воздухе. Отец сидел на лестнице, растерянно держа в руках фотографию Коула.

— Луна, какого черта происходит? Откуда это у тебя?

— Ты заходил в мою комнату?

Он встает и дрожащими руками протягивает мне снимок.

— Повторяю. Откуда это у тебя?

Я выхватываю фото у него из рук со словами:

— Ты его знаешь?

Его трясет, мне немного страшно. Он молчит и смотрит на меня так, будто не узнает.

— Это с ним мама была в тот вечер?

Он отворачивается, и я понимаю, что он старается сдержать слезы.

Глава 17

Беззастенчивость

Весь вечер я сижу у себя в комнате, глядя на фотографию мамы. Отец заперся в кабинете, а мы с ним так и не поговорили. В голове крутятся возможные ответы, но мне не хочется размышлять над ними. Достаточно того, что мамы нет рядом.

Чтобы отвлечься, я листаю журнал «Нью-Йорк» с Дрю Бэрримор на обложке. Однажды я встретила ее на пробах к одному из фильмов отца. Она опоздала, чем все были недовольны: продюсеры, их помощники, даже мой отец, который обычно очень спокоен. Думаю, потому, что они уже не верили в успех фильма. Две студии отклонили сценарий, несмотря на участие многих звезд. Но, как выяснилось, человек, с которым Дрю должна была пробоваться, тоже не пришел, так что ей пришлось ждать в той же комнате, где я пыталась играть на пианино. На улице стеной шел дождь, и Дрю стояла у окна, положив руки на стекло, как будто пытаясь что-то вспомнить. Тогда я толком не знала, кто она такая. Дрю села на пол и принялась пролистывать сценарий, потом призналась, что всегда хотела поработать с моим отцом. Я спросила почему, и она ответила:

— Трудно сказать. Мне нравится фильм «Ленивая дорога», в нем есть что-то особенное.

Мне было всего восемь, однако я уже успела привыкнуть к тому, как люди льстят отцу. Но Дрю говорила правду. Она сказала это не для того, чтобы привлечь меня на свою сторону. В любом случае я не имела никакого отношения к выбору актеров.

Мы сидели там, пока дождь не кончился. Дрю сказала, что у меня загадочные глаза. Мне это запомнилось, потому что никто раньше не делал подобных комплиментов.

Большая часть актеров, которых я встречала на пробах, изрядно нервничали. На самом деле я не любила там бывать, потому что их мандраж передавался мне. Дрю вела себя так, будто пришла к дантисту на профилактическую чистку. Казалось, все это ее совершенно не трогает. Я спросила, почему она так спокойна, и Дрю, улыбнувшись, ответила, что в шоу-бизнесе с детства, а потому ей пришлось быстро повзрослеть.

«Ты хочешь столько всего узнать, столько всего пережить, но лучше пусть это происходит постепенно. Мне же пришлось многому слишком быстро учиться».

Сейчас, слушая на айподе, как Имоджен Хип поет «Прятки», я пытаюсь понять, действительно ли хочу знать все это. Кажется, дело не ограничивается Коулом. Это как с матрешками: открываешь одну, а в ней другая — поменьше, и еще одна, и еще. Крохотная куколка в середине может сделать так, что я никогда не стану прежней. Но уже поздно. Семя посажено и пустило корни. Его ветви простираются надо мной. Я должна знать. Я могла бы повторить слова песни.

Где мы?

Какого черта с нами происходит?

В пыли на ковре

Остаются круги —

Предчувствие непоправимого…

Я стучу в дверь и вхожу. Отец смотрит на заставку монитора, где карандаш рисует персонажей, которые оживают и убегают с экрана. Сколько он вот так сидит?

Я подхожу к окну.

— У тебя опять это выражение лица, — говорит он.

Я чувствую, что теряю над собой контроль, и слова сами срываются с губ. Я рассказываю о маминой квартире, о телефоне, о Бенджамине и, наконец, о Коуле.