И вот я осталась одна в комнате, где повсюду валялись смятые салфетки и стояли грязные стаканы. Я взяла один. Судя по запаху, в нем был скотч. Не знаю, зачем говорят, будто алкоголь заглушает боль. Мне он только обжег горло и захотелось почистить зубы. И все-таки я была готова хвататься за все. За все, что могло бы вернуть меня в тот день, когда мне исполнилось шесть лет, и худшее, что могло произойти, — испачкать одежду вишневым пирогом.
Рейчел-один окидывает меня высокомерным взглядом и выгоняет всех из туалета. Хорошо, что на мне сегодня голубое платье. Неприятно в этом признаваться, но я скучала по ней.
— Это Марк Джейкобс? — спрашивает она.
— Да.
— Как ты?
Ты не могла задать мне тот же вопрос на похоронах?
— Нормально.
— Выглядишь намного лучше.
— Спасибо.
Нет, мне правда не хочется придавать отношениям с Рейчел-один какое-то значение, но я улыбаюсь как полная дура.
— У меня новый сотовый, позвони, встретимся. — Она протягивает мне светло-розовую карточку, на которой светло-голубым курсивом напечатан ее номер.
— Ладно.
Рейчел выплывает, и заходит Жанин. Она неодобрительно фыркает, кивая на карточку у меня в руках.
— Возвращаешься в клуб? — Она распускает волосы и вновь стягивает их широкой красной резинкой.
— Ага. Ура!
— Забавно, сейчас все так жаждут одобрения от обеих Рейчел, но лет через десять они обе будут состоять в несчастливом браке и рожать детей одного за другим. Надоело.
Жанин скорее всего права. Она прогибается назад, и я замечаю, что грудь у нее намного больше моей. Я рассказываю ей немного про Оливера, и она предлагает как-нибудь встретиться вчетвером, с ней и ее парнем-мотоциклистом.
— Давай дождемся, пока он меня поцелует, — говорю я, показывая ей номер, написанный у меня на предплечье.
Она проводит пальцем по цифрам.
— Так романтично. Он определенно хотел оставить след в твоей душе.
— Будем надеяться.
После урока английского мисс Грей отводит меня в сторону. На ней сегодня джинсы для беременных и свитер от «Гэп», которому на вид лет десять. Но отсутствие вкуса не делает ее худшим человеком. После смерти мамы я ходила в школу только из-за мисс Грей. Она подарила мне маленький ежедневник и посоветовала каждый раз, когда захочется поговорить с мамой, записывать туда свои мысли. Я ни разу не последовала ее совету, но книжечка до сих пор лежит у меня в качестве напоминания о том, что кому-то не все равно. Первые три недели я разговаривала только с ней. У мисс Грей каждый в классе чувствует себя единственным в своем роде.
Я показываю ей свои снимки.
— Это твое призвание! — театрально шепчет она.
— Мне подарили старинный фотоаппарат «Сэндс энд Хантер». Потрясающая вещь.
— Здорово. Ты бы не могла показать его в классе?
— Но он не имеет никакого отношения к английскому.
— Я сделаю исключение. Давай, это будет действительно интересно.
— Хорошо, — соглашаюсь я, — я его принесу. Но у меня к вам вопрос. Помните, я вас встретила на занятиях по йоге, на которые ходила и моя мама?
— Да, милая. Что случилось?
— По каким дням Мэрайя проводит занятия?
— По средам и пятницам в четыре. А что?
— Ничего. Просто хочу позаниматься.
Мисс Грей понимает, что я говорю не все, и странно смотрит на меня с подозрением. Я оборачиваюсь, выходя из класса, и она произносит:
— Если тебе что-то нужно, обращайся.
— Спасибо.
По дороге домой Жанин без умолку болтает, но я не слушаю. Меня куда больше интересуют цифры на руке.
Добравшись домой, я несколько минут просто держу в руках телефон, прежде чем наконец набрать написанный на руке номер. Берет трубку мама Оливера, кажется, она рада, что сыну звонит девушка. Она старается этого не показать, но ей плохо удается.
— Спасибо, что выручил меня вчера, — благодарю я Оливера, когда он берет трубку.
— Не за что. Но откуда ты возвращалась?
— Это долгая история, но звоню я тебе именно из-за этого. Ты не мог бы мне помочь? Ну, в некотором роде.
— Хорошо. Что надо делать?
Рискуя казаться смешной, я говорю:
— Тут какая-то грязная игра.
Молчание. Я продолжаю:
— Я… как бы это сказать… пытаюсь расследовать смерть моей матери. Я нашла ее телефон, в котором оказалось семь непрослушанных сообщений…
— В каком смысле «пытаешься расследовать ее смерть»?
— Я объясню. Но, слушай, ты можешь… Можешь пойти со мной? На йогу?
Молчание. Мое сердце бешено бьется о ребра.
— Погоди.
Он говорит по-испански с экономкой, а потом я вновь слышу его дыхание в трубке.
— Во сколько? — спрашивает он.
— В четыре.
Экономка опять что-то говорит.
— Хорошо. Мне надо идти, Пятнадцать. Встретимся на улице в полчетвертого.
Стоит моему сердцу восстановить ритм, как я замечаю на столе фотографию Коула. Я сканирую изображение и, открыв картинку в «Фотошопе», увеличиваю его запястье. И вижу запонку в его манжете. Серебряную.
Глава 15
Глубокое дыхание
До спортивного зала десять кварталов. По дороге я ввожу Оливера в курс дела. Кажется, ему действительно интересно, и от его реакции у меня по коже идут мурашки. Кажется, он начинает придумывать какой-то план еще до того, как я успеваю закончить рассказ.
— Так зачем нам самим заниматься йогой?
— Никто не должен догадаться, что нас интересует совершенно другое.
— Мне нравится ход твоих мыслей, Пятнадцать.