За время полета я успеваю посмотреть два фильма, съесть стейк с диетической колой и послушать новую песню Имоджен Хип.
Все говорят, что время лечит.
Но что будет с этой проклятой пустотой,
С этой бесконечной пропастью?
Неужели мы можем только ждать, пока ее не станет?
Когда самолет идет на посадку, я представляю себе, что все переживания Нью-Йорка опадают с меня, как лепестки с цветка.
Дорога до дома Ричарда оказывается ухабистой. По крайней мере та ее часть, которую я не проспала. Вдоль дороги стоят люди, они продают фрукты, которые выглядят крупнее и ярче, чем все, что можно купить на Сентрал-Парк-Уэст. Наконец мы сворачиваем на длинную подъездную дорожку, ведущую к дому Ричарда. Старый кирпичный дом расположен в лощинке на склоне небольшого холма, вокруг витает запах, который я не могу сразу опознать, — сладкий и очень сильный.
— Он развел в саду целую плантацию базилика, — поясняет Ричард, вынимая из багажника наши сумки. — Теперь мы снабжаем им весь Таиланд.
Я все еще очень сонная, и мне предстоит встретиться с Джулианом, уехавшим на один из своих велосипедных туров. Ричард ведет меня в маленькую комнату на втором этаже. Стены здесь выкрашены в тёмно-красный цвет, а маленькое окошко выходит на бассейн. Я сажусь на кровать и засыпаю, прежде чем Ричард успевает принести мою сумку. Я просыпаюсь в четыре утра и обнаруживаю на столике рядом с кроватью графин с водой и две небольшие сливы. Я умираю с голоду, так что жадно съедаю ягоды, наблюдая в окно, как первые лучи рассвета движутся по холму. Я видела фотографии, но теперь понимаю, что не могла себе и представить настолько красивое место. Как это удалось Ричарду и Джулиану? Они просто встретились, переехали сюда, посадили сливы, базилик и помидоры и купили самый очаровательный домик на свете, у которого помимо прочего есть и бассейн? Я спускаюсь и выхожу на веранду. Мне раньше никогда не приходилось купаться голышом, когда на улице светло, но я решаю, что пора попробовать. Вода прохладная, но не ледяная, приятно скользить до конца бассейна и обратно. Я замечаю оранжевое полотенце, которое кто-то оставил здесь накануне, выхожу из воды и вытираюсь. Солнце наконец показалось из-за холма, его лучи заливают долину. Я в Италии!
Я возвращаюсь в дом и иду к холодильнику. Там столько еды, что я раскрываю рот от удивления. И все выглядит таким вкусным и домашним — даже остатки от вчерашнего ужина в пластиковых контейнерах. Прежде чем я успеваю что-нибудь выбрать, сзади неожиданно раздается голос.
— Привет, ранняя пташка. Как вода?
Я понимаю, что с моих волос капает, и на секунду кажется, будто меня застукали в чужом доме, куда я без разрешения забралась. Дружелюбный взгляд Джулиана рассеивает мои страхи. Вместо того чтобы изучать меня, его глаза излучают доброту. Он высокий, худой, и, судя по тому, что я вижу, у него нет ни грамма жира. Я улыбаюсь ему, он предлагает мне сесть и протягивает кружку с чаем.
— Здесь так замечательно.
Он гордо улыбается и тут же принимается выбирать фрукты из огромной чаши. Пока он умело готовит фруктовый салат, я пытаюсь представить, каково было бы жить здесь, но у меня не получается. Я иду наверх одеться, а когда спускаюсь, Джулиан все еще режет фрукты.
— Я слышал, что ты произвела сенсацию своими фотографиями.
Я краснею, слыша такое от Джулиана. Насколько я знаю, он в свое время работал моделью у Гуччи, а потом поехал в мировое турне в качестве пианиста Вана Моррисона. Во время этого турне он разработал систему упражнений, сочетавшую в себе элементы йоги и пилатеса, и давал частные уроки в Лос-Анджелесе людям вроде Мег Райан и Сандры Буллок, а теперь он здесь проводит велосипедные туры для британских аристократов. Неожиданно моя выставка в Бруклине начинает казаться чем-то вроде участия в школьной постановке. Я тут же заливаюсь краской, улыбаюсь и поднимаю руки.
— Мне понравился снимок, который напечатали в «Таймс». С рисунком на асфальте. Он выглядит так, будто в него можно войти и смотреть, как он оживает.
Я краснею еще гуще. Он ставит передо мной миску с тщательно порубленными фруктами, заправленными йогуртом и украшенными сверху лепестками миндаля. Простое блюдо, но божественное на вкус.
— Что здесь поражает, так это продукты. Даже подвергнутые обработке, на вкус натуральнее, чем в Штатах. Я покупаю йогурт у семьи выше по улице, а апельсины — из нашего сада.
— Так ты еще и повар?
— Пытаюсь. Сегодня вечером я готовлю лазанью для деревенских. В твою честь, разумеется.
— Для деревенских?
— Мы так называем наших близких друзей. Та еще компания.
Спускается Ричард. На нем халат, волосы у него растрепаны, а глаза все еще сонные, но это его нисколько не портит. Он целует Джулиана в щеку и включает кофеварку. Они обмениваются несколькими словами по-итальянски.
— Отлично, — говорит Джулиан, заметив, что я доела салат, — следующее блюдо.
Ричард разминает мне плечи, пока Джулиан готовит яичницу с черным перцем и чем-то похожим на пармезан. Он ставит ее передо мной, и я тут же принимаюсь за еду.
— Итак, — говорит Джулиан, поджаривая яичницу себе и Ричарду, — ты сказала, что в Нью-Йорке творилось непонятно что? Что ты имела в виду?
— Ну, у меня такое чувство, что не стоило выяснять некоторые вещи, которые я узнала, и рано для того, чтобы говорить о разбитом сердце, но вот так получилось, и…
Они садятся с тарелками на другом конце стола, и неожиданно у меня появляется ощущение, что я пришла на собеседование по работе.