— Разве это не тот случай, когда друзья особенно нужны?
— Слушай, я старалась. Помнишь? Ты сказала, чтобы я шла обратно в свою розовую коробочку.
Я правда так сказала? Я стараюсь сдержать улыбку.
— Справедливо. Но я все равно сомневаюсь.
— Ты всегда такой была. — Она показывает заколки в виде бабочек. — Какая лучше? Сиреневая или голубая?
Можно подумать, мне не все равно. И все-таки я пытаюсь быть милой:
— Голубая. Подходит к твоим глазам.
— Хорошо. Так скажи, кто он?
— Что?
— Ты в последнее время витаешь в облаках. Я не Эйнштейн, но мне хватает ума понять, когда кто-то влюблен. Ну давай, колись. Кто он?
Это настолько очевидно? Я краснею. Ну что ж, если кто-то и вытянет из меня это, то Рейчел-один.
— Ну, он живет напротив меня и играет на виолончели.
— Звучит, как будто он принц на белом коне. Имя?
— Оливер.
Она принимается красить губы. Кажется, это десятый раз за сегодня.
— Хорошее имя. Богатая семья?
Как будто по сигналу в дверь заглядывает мама Рейчел-один и спрашивает, не хотим ли мы перекусить. Она выглядит настолько безупречно, что кажется карикатурой. Иногда, если переусердствовать с чем-либо, можно добиться обратного эффекта. Ее лицо выглядит неестественно.
— Разумеется, — отвечаю я. Рейчел смотрит на меня так, будто я свихнулась. Как можно вообще брать что-то в рот, не говоря уже о том, чтобы глотать это.
— В каком Хэмптоне они живут летом?
Смешно слышать такой вопрос от пятнадцатилетней девчонки, но я отвечаю:
— Его отец — в Ист-Хэмптоне, но мне кажется, они не живут вместе.
— Хмм…
Рейчел изучает поры на лице и, как мне кажется, придумывает какой-то план. Не то чтобы я была против советов насчет внешности, но мне не хочется, чтобы Рейчел влезала в наши с Оливером отношения дальше этого.
Ее мама приносит рисовые хлебцы, курагу и бутылку «Пеллегрино». Я тут же подумала об отце. Мне надо выяснить некоторые вещи раз и навсегда.
Рейчел, глядя в зеркало, ждет, пока ее мама уйдет, а потом поворачивается ко мне и спрашивает:
— Как далеко вы зашли?
— Мы только целовались. Но Оливер такой милый. Он помог мне с… кое с чем. Но позавчера стал совсем на себя не похож. У него было такое холодное лицо, и он сказал, что ему надо много готовиться к концерту.
— Боится ответственности.
— Рейчел, мы же не собирались пожениться.
— Не важно. Так часто бывает. Вы слишком сблизились.
Я потрясенно понимаю, что она может оказаться права.
— Держи дистанцию, — советует она. — Он вернется.
То же самое, что сказала Дария.
— Ну ладно, пошли, спустимся в кино.
Я хватаю хлебец, и мы спускаемся в кинотеатр, который расположен в ее доме. В детстве я много времени проводила тут за просмотром диснеевских мультиков, не представляя, что приготовила мне жизнь. Черные стены и огромные кожаные диваны заставили почувствовать себя вновь маленькой.
Мы смотрим «Добейся успеха», но не проходит и десяти минут, как я понимаю: пора прослушать следующее сообщение. Одна из причин, по которой я так тяну, заключается в следующем: каждое сообщение подводит меня все ближе и ближе к моменту ее смерти. Где-то в глубине души я понимаю, что оставшееся сообщение — это последние слова, которые она бы услышала, возьми телефон с собой. От этого становится жутко. Но я понимаю, что время пришло.
Я иду в туалет, оклеенный обоями с цветочным рисунком и уставленный свечами по восемьдесят долларов за штуку, и ищу в сумке мамин телефон. Его нет.
Не знаю, сколько я там пробыла, прежде чем услышала, как в дверь стучит Рейчел-один. Я нажимаю на смыв и открываю дверь.
— С тобой все в порядке? — спрашивает она. — Что-то ты бледная.
Я говорю, что плохо себя чувствую, и иду домой. Я вспоминаю все места, где могла его оставить. В последний раз я доставала телефон в маминой квартире, но помню, что после этого держала его в руках.
Поиски дома не увенчались успехом. Не могла же я потерять телефон прежде, чем услышать последнее сообщение. Особенно если это сообщение помогло бы мне завершить картину. Как маленькая деталь на фотографии, которая придает ей законченность.
Чтобы отвлечься, я сканирую фотографии и захожу на тот блог, о котором мне рассказал Леви. Там есть ссылка на конкурс городских фотографий. Я выбираю ту, с нарисованным мелом городом. Выложить фото стоит двести долларов. Я беру кредитную карту, которую отец дал мне на крайний случай. Это, конечно, не крайний случай, но, если подумать, я это заслужила. Я рассматриваю работы других фотографов и чувствую себя все менее уверенно, как я вообще могу надеяться играть в одной лиге с этими людьми? Но потом я вижу в посте слова о том, что искусство субъективно и у любого может оказаться дар, о котором он не подозревает. У меня появляется надежда.
Я отхожу от компьютера и пытаюсь сосредоточиться на подготовке к контрольной по математике. Почему-то мне всегда нравилось заниматься на кровати. Так у меня больше возможности разложить все вокруг. Обычно потом у меня ноет спина, но я не меняю привычек. Я начинаю повторять геометрию. Жанин ее ненавидит, но у меня с этим предметом довольно неплохие отношения. Пусть он никогда не понадобится в реальной жизни. Ну где мне может понадобиться теорема Пифагора? Где-то посередине первого урока мне приходит сообщение по «Инстант мессенджеру». Это Дария. Она договорилась насчет интервью с каким-то бруклинским журналом. Странно, ведь я еще толком и не фотограф. Тем не менее записываю адрес.